Читать книгу - "Андреевское братство [= Право на смерть ] - Василий Звягинцев"

— Естественно, воздушный транспорт удобнее пешего хождения, — ответил я.

— Правильно, но глупо, — удовлетворенно сказал профессор. — Суть совершенно не в этом, а… — он еще посмотрел на меня, давая мне шанс реабилитироваться, а потом заключил: — Неужели не увидели? Я же вышел из плоскости двух измерений. Поняли? Из двух — в третье. А теперь попробуем из трех — в четвертое. А?

В моем нынешнем состоянии эта идея была ничем не хуже и не лучше всех прочих. Хотя я по-прежнему не понимал, каким образом возможно выйти в какое-то еще измерение, внешнее по отношению к внепространственным. Впрочем, я и о куда более примитивной хроногации имел крайне смутное представление, куда уж со всем прочим. А они тут, как выяснилось, давно и свободно между временами и реальностями маневрируют. Откуда мне знать, может, этот пьющий старец самым главным теоретиком и является, а господа офицеры так, у него на подхвате.

Однако тут же и выяснилось, что если Константин Васильевич и теоретик, так совершенно в другой области, поскольку он начал густо пересыпать свою речь терминами дзен-буддизма и прочих оккультных наук, стремясь просветить именно меня (поскольку всем остальным, похоже, он свои воззрения изложил гораздо раньше).

Смысл последующего разговора сводился к тому, что имеется план — используя его, Новикова, с Шульгиным и отчего-то вдруг мои (интересно, какие?) способности, отыскать и, если так можно выразиться, картографировать все наличествующие на Земле точки межмировых пробоев. То есть в идеале получить функционирующую с четкостью и надежностью довоенных германских железных дорог транспортную систему, связывающую три, а возможно, и гораздо большее количество реальностей.

Смелый и масштабный замысел, ничего не скажешь.

— Ну и как же это должно выглядеть на практике? — поинтересовался я, заранее согласившись ничему не удивляться и воспринимать как должное даже самые абсурдные, на мой взгляд, идеи. Тем более что за последние месяцы сфера абсурдного для меня значительно съежилась.

— Если отвлечься от сложностей практической реализации, проблему я представляю в следующем виде… — сообщил Удолин лекторским (или менторским?) тоном.

И хоть посылка его по-прежнему не казалась мне слишком убедительной, особенно в части, касающейся непосредственно моего участия в проекте, я возражать не стал. Если это поможет нам с Аллой вернуться домой — пожалуйста, можно испытать и такой метод.

Да и в конце концов, нечто похожее излагал и Артур тоже. И раз уж он вновь пришел мне на ум, я решил стрельнуть по обоим зайцам. Андрей с Шульгиным в моих пояснениях не нуждались, и только для профессора я очень коротко сообщил суть дела. Удолин пришел в крайнее возбуждение. Мгновенно утратив интерес к транспортным проблемам, он стал жадно расспрашивать о деталях, не слишком известных мне самому. Я-то мог оперировать только информацией, полученной от самого Артура, и не при самых благоприятных обстоятельствах, кстати.

Загадка происхождения нашего друга-зомби профессора интересовала мало, а вот все, связанное с его земным существованием в этом качестве, и особенно все, что он говорил о потустороннем мире и его пограничных зонах, — чрезвычайно. Наше собеседование, больше похожее на изощренный допрос, он сопровождал потиранием рук, торжествующими вскриками, картинными гримасами и иными действиями, которые я ранее относил на счет не слишком хорошего вкуса фантазии авторов, описывающих тип «сумасшедшего ученого». А Удолин был именно таков. (Если только не отрабатывал добросовестно соответствующую легенду. Как я недавно изображал «иностранного дипломата».)

— Если вы принимаете мои слова так близко к сердцу, — сказал я, стараясь всячески демонстрировать Удолину готовность к сотрудничеству, — и феномен, первооткрывателем которого я себя смею считать, лежит полностью в круге ваших научных интересов, так, может быть, удастся применить разработанные вами методики, чтобы убедиться как в соответствии моих эмпирических наблюдений истине, так и выяснить живо меня занимающий вопрос — не последовал ли означенный Артур… то есть артефакт, за нами в межвременной туннель, и не находится ли он поблизости, ибо вчерашней ночью нечто подобное я ощутил. Благодаря чему, собственно, и нахожусь сейчас среди вас…

Шульгин из-за спины профессора показал мне поднятый большой палец. Мол, плотно выражаешься, Игорь Викторович, приятно слушать.

— Если мое предположение подтвердится, — закруглил я трудолюбиво выстроенный период, — тогда и дальнейшие наши планы могут быть исполнены с куда большей долей вероятности. Артур в них, безусловно, должен разбираться… квалифицированно.

— Вне всяческих сомнений. Немедленно же и приступим. Только сначала проясните мне один лишь вопрос — а каково в вашем мире состояние магических наук? Далеко ли вы продвинулись в постижении внечувственного восприятия потусторонних миров? Умеете ли произвольно посещать хотя бы близкие области Великой Сети? Каковы ваши отношения с Держателями?

Его слова звучали для меня как заклинания шамана. Разумеется, и в нашем мире имеется достаточное количество людей, озабоченных мистикой и всевозможными неортодоксальными культами, но превращать эти частные увлечения в популярные идеологии лет семьдесят или восемьдесят никому уже не приходило в голову. А уж тем более вводить их в состав официальных наук.

Мой ответ профессора более чем удивил. Он явно хотел услышать что-то другое.

— А мое имя вам в исторических анналах не встречалось?

— Знаете ли, специально я историей нетривиальных учений не занимался, а так вот, в общеобразовательном плане, ей-богу, ничего похожего не помню, как мне ни печально…

Профессор погрустнел.

— Странно, у вас я должен был существовать. Уже к началу века я определился в своих научных пристрастиях, а к 1910-му и первую книгу на эти темы завершил, пусть и неопубликованную. А вот интересно, а может, в вашем мире я несвоевременно умер? У нас здесь меня Яков Агранов спас от голода и превратностей судьбы, а там вдруг… Или, в лучшем варианте, вдруг у меня круг научных интересов изменился под влиянием каких-то жизненных реальностей? Надо бы повнимательнее изучить все критические точки за последнее десятилетие. А лучше всего — посетить ваш мир лично и как следует порыться в архивах…

Удолин сбросил свой сюртук, для чего-то поддернул крахмальные манжеты.

— Вы, Андрей Дмитриевич и Александр Иванович, будете мне ассистировать. Как всегда. Viribus unitis[8], как принято выражаться. Нашего же юного друга мы должны включить в круг коллективного транса и активизировать его пока еще латентные задатки…

Вот о чем никогда не догадывался, так о своих латентных способностях к коллективному трансу. Всю жизнь был сугубым индивидуалистом.

— Послушайте, братцы, — вдруг встревожился я. — Я от прежних ваших экспериментов едва опомнился, а вы еще что-то новенькое затеваете. Может, просветите вначале, что вы для меня придумали и зачем, главное?